Обильный поток валютной выручки от сырьевого экспорта может "соблазнить" любой национальный бизнес продолжать заниматься импортом, откладывая модернизацию производства, и любое правительство — продолжать откладывать структурную перестройку, ориентируясь на получение сверхдоходов. В самой Голландии эта голландская болезнь давно миновала благодаря менталитету и политике властей. Но в сегодняшней России она по тем же причинам будет усиливаться. Дело не просто в том, что высокие мировые цены на нефть провоцируют "экономический популизм". Дело в "силовом" стиле госуправления с его упрощенным подходом к решению сложных экономических задач и особой решительностью действий, напоминающей спецоперации.
Нужно отдать должное: метод спецопераций позволяет достигать поставленных целей. Стоит вспомнить хотя бы недавнее принятие Госдумой закона о монетизации льгот, перекраивающего всю систему социального обеспечения в стране. Несмотря на вал критики и несколько тысяч поправок, правительственный вариант был принят с ходу, что еще недавно казалось невозможным. В этом же ряду блицкриг с перераспределением кредитных ресурсов в пользу крупных госбанков — Сбербанка и ВТБ с одновременной национализацией в пользу ВТБ активов группы "Гута" в ходе июльского банковского кризиса. Ну а процесс по делу "ЮКОСа" настолько показателен по методам, что даже крупнейшие бизнесмены смирились с ролью политических аутсайдеров, как раньше с этим смирились лидеры регионов.
Проблема, однако, в том, что этот стиль управления подрывает работу рынков и резко усиливает все виды рисков, от политических до финансовых. В итоге бизнес все больше теряет самостоятельность, регионы — бюджетную обеспеченность, государство — доверие экономических агентов, а экономика — и без того хрупкую устойчивость роста. По последнему заявлению международного агентства Standard & Poor's (S&P), России не следует пока рассчитывать на повышение суверенного рейтинга до инвестиционного уровня. А по последнему прогнозу Минэкономразвития, в предстоящие три года темпы роста экономики не превысят 6,3-6,7%, т. е. опустятся ниже тех 7,3%, на которые как минимум рассчитывает наш премьер. Добавим к этому, что в среднесрочной перспективе России грозит очередная девальвация вместо планируемого удвоения ВВП и повышения уровня жизни.
Пока что развертывание негативных макротенденций сдерживается (и камуфлируется) тем, что экспортные сверхдоходы поддерживают инвестиционную активность. Но в дальнейшем, даже при высоких ценах на нефть, Россия не сможет сохранить нынешний уровень этой поддержки как из-за замедления роста физических объемов экспорта нефти, так и в силу неизбежного углубления в экономике структурных деформаций. Собственно, признаки нарастающей угрозы кризиса видны уже сегодня.
Ухудшение инвестиционного климата, вызванное "делом "ЮКОСа", не только тормозит и так мизерный приток в экономику прямых иностранных инвестиций ($1-3 млрд в год), но и заметно усиливает инфляцию (что уже официально признает Минэкономразвития). Более того, политические риски и неустойчивость роста возвращают бизнес к финансовым стратегиям 1997-1998 гг.
Во-первых, возобновились сошедшие на нет бегство капиталов и рост долларизации экономики: к июлю чистый отток капитала возрос, по данным ЦБ, до $5,5 млрд. К концу года, по разным оценкам, он может составить от $8,5 млрд до $17 млрд, т. е. выйти на уровень 1996-2000 гг. — резкий контраст по сравнению с $2,3 млрд оттока в прошлом году и надеждами на получение чистого притока в нынешнем. Во-вторых, впервые с 1998 г. российский бизнес в массовом порядке меняет инвестиционные приоритеты на конъюнктурные, в том числе чтобы быстро извлечь спекулятивные доходы и вывезти их из страны. В-третьих, из-за высоких рисков и утечки капитала, провоцирующей денежный голод, в стране отсутствуют доступные по цене кредитные ресурсы. Это толкает корпорации и банки к наращиванию более дешевых заимствований за рубежом — размещению еврооблигаций, активному привлечению иностранных кредитов.
Уже к 2003 г. частный сектор накопил колоссальный валютный долг, сравнимый с величиной госдолга, — $84 млрд. А доля частных обязательств в совокупном внешнем долге страны поднялась до 41%, что в 2,5 раза выше, чем в предкризисном 1997 г. Это тем более опасно из-за роста краткосрочных обязательств в структуре долга (свыше 20%). Повышение процентных ставок на мировых финансовых рынках или потеря доверия кредиторов могут вызвать проблемы с рефинансированием этой задолженности, поставив российский бизнес на грань дефолта. Иными словами, как отмечают экономисты Центра развития, Россия близка к сценарию азиатского финансового кризиса 1997 г., который был связан не с состоянием госфинансов, а с ухудшением структуры финансов частного сектора.
Новейшая методика прогноза суверенных дефолтов по валютному долгу, составленная для Банка международных расчетов Марселем Питером (Высший институт международных исследований в Женеве), показывает, что среди стран с развивающимися рынками Россия всегда лидировала по степени риска неплатежей. Но этого не улавливают методики международных рейтинговых агентств. Так, за полтора года до августа 1998 г. Россия имела абсолютное первенство с точки зрения риска дефолта среди 40 стран, рейтингуемых агентством S&P. В частности, она в восемь раз опережала по степени риска предкризисную Южную Корею. А в 2001 г., несмотря на ускорение экономического роста, Россия была на третьем месте по риску среди 25 наиболее крупных должников, опережая в 13 раз Китай и в 30-40 раз постсоветские Польшу и Чехию. Помимо финансовых составляющих и показателя устойчивости экономического роста Питер учитывает еще шесть факторов политического риска, в том числе уровень коррупции в стране и приверженность властей демократическим ценностям. Так что сегодня, после истории с "ЮКОСом", надежность российских финансовых обязательств вряд ли повысилась.
Более того, Россия попадает под действие ключевых факторов, которые привлекают в страну горячие деньги и создают предпосылки для спекулятивных атак на национальную валюту — неизменного спутника современных кризисов. Эти факторы лежат не в макроэкономической, а в поведенческой плоскости и сводятся, согласно теории, к следующим: наличие у страны достаточного запаса валютных резервов, готовность властей идти на их широкое расходование в случае начала атаки, аналогичная готовность Центробанка действовать в качестве кредитора последней инстанции, а также доступ бизнеса к индивидуальным монопольным привилегиям или госгарантиям, провоцирующим недобросовестное рыночное поведение. Сегодня в России возможности такого поведения расширяются, так как вместо введения в экономике четких законодательных правил игры власти отдают предпочтение негласным договоренностям и практике передела собственности в пользу наиболее лояльных структур.
Нависающее над Россией "нефтяное проклятие" (по выражению Джорджа Сороса) потому и именуется проклятием, что при отсутствии структурных реформ и сформированных демократических институтов оно будет инерционно гонять экономику от девальвации к девальвации, подпитывая рост потребительского импорта и утечку капитала. В этой ситуации никакое силовое давление на субъектов экономики, будь то бизнес или регионы, не сможет обеспечить долгосрочной стабильности ни стране, ни даже тем властным группам, которые его применяют.
Источник материала "Ведомости".
Понедельник, 23 августа 2004, 12:22
|